Сегодня процессом цифровизации охвачен практически весь мир и, наверно, достаточно сложно в современном мире найти человека, который бы не слышал о Глобальной сети Интернет. Цифровизация пронизывает уже практически все социальные отношения, начиная от простого человеческого общения и проведения досуга до сферы торговли, образования, сферы государственных услуг и других немаловажных для государства и общества областей. Более того, уровень цифрового развития сегодня является не просто показателем степени развитости государства и его соответствия требованиям мировых трендов и реалий, но и важным элементом политического, экономического и социального прогресса страны.
Все эти процессы приводят к пониманию того, что цифровизация до сих пор нуждается в проведении исследований и детальном анализе вопроса и безоговорочно требует вмешательства государства в возникающие в цифровой среде отношения путем законодательного регулирования. Однако, в таком случае возникает вопрос: насколько применимы к цифровизации и соответствующим цифровым правоотношениям нормы и правила, которые уже существуют в законодательстве тех или иных стран, нуждаются ли цифровые права в выделении их в отдельную категорию прав человека, или же речь идет о «традиционных» правах человека, которые мы знаем уже не одно столетие, но в новом обличии?
Термин «цифровые права» начал использоваться в правоприменительной практике относительно недавно. Чаще всего к данному «новому» виду прав применялись такие обозначения, как информационные права, сетевые или виртуальные права, интернет-права и даже коммуникационные права. Однако, каждое из указанных названий на практике может пониматься по-разному и вызывать споры относительно их толкования и применимости к правам человека, возникающим в цифровой среде.
К примеру, термин «виртуальные права» вызывает сомнения в их реальности и возможности их «перенесения» в реальный мир, то есть за пределы сети. Информационные права, скорее, включают в себя права человека, связанные с доступом к информации в целом, а не только в Интернет-пространстве. В свою очередь, понятие «сетевые права», наоборот, ограничивает понимание данного вида прав человека только Интернетом, в то время как цифровая среда на сегодняшний день включает в себя гораздо больше, чем просто Интернет. На это также указывают результаты постоянно развивающихся цифровых технологий, например, искусственный интеллект.
Таким образом, можно сделать выводы, что единственно правильным и адекватным на сегодняшний день является применение в отношении возникающих в цифровой среде правоотношений и вытекающих из них правовых последствий понятия «цифровые права».
Какие же права человека в экспертных кругах принято относить к цифровым правам?
Наиболее часто среди исследователей данного вопроса встречается мнение, что цифровые права – это все те права человека, которые реализуются в Интернет-пространстве или с его помощью. При этом, эксперты ограничивают цифровые права только определёнными категориями прав, а именно правом на свободу слова и свободу выражения мнения, правом на распространение, получение, поиск информации и правом на неприкосновенность частной жизни в сети Интернет. Однако, подобные выводы, на наш взгляд, несколько сужают представление о цифровых правах. Ни в коем случае не умаляя право на существование любых альтернативных экспертных мнений в данной области, хотелось бы проанализировать, насколько данная концепция может быть верна.
Итак, указанные выше категории прав человека относятся к фундаментальным или так называемым «традиционным» правам и свободам человека, провозглашенным международными стандартами и локальными национальными законами. В качестве единственного основания для отнесения указанных прав к числу цифровых эксперты определяют способ или средство их реализации – сеть Интернет. Однако, изменение пространства, в котором реализуются права человека, как нам кажется, не может выступать достаточным основанием для их трансформации и признания в качестве принципиально нового вида прав человека, тем более, если учесть, что их содержательная часть абсолютно не меняется.
В данном случае мы бы предложили вести речь о цифровых правах не как об отдельном виде прав человека, а, скорее, как о новой форме реализации уже существующих фундаментальных прав и свобод человека. При этом, данный список может быть дополнен также и другими основополагающими правами человека, например, правом на свободу ассоциаций, поскольку цифровая среда позволяет объединяться людям в различные онлайн-сообщества и группы по интересам или общим целям, правом на тайну корреспонденции и другими правами и свободами.
Как выше было отмечено, цифровизация проникла в самые разные области общественных отношений, в том числе в экономические, социальные, трудовые. Сегодня очень активными темпами развиваются Интернет-торговля, онлайн-образование, дистанционные трудовые отношения и другие виды правоотношений, реализуемые непосредственно на площадке сети Интернет.
Права и обязательства, вытекающие из таких правоотношений, также могут создать достаточно обоснованные, на первый взгляд, основания для признания их в качестве цифровых. Однако, если обратить внимание на их содержательную часть, то становится ясно, что правовая сущность данных правоотношений никак не меняется, а законодательное регулирование вполне может ограничиться уже имеющимися нормативными актами. Конечно, в таком регулировании могут и должны иметь место отдельные специфические нормы и правила, имеющие отношение, скорее, к техническим особенностям взаимоотношений сторон, но правовые последствия - будь то имущественные права сторон, авторские права, условия заключаемых договоров либо вопросы ответственности сторон, - разрешение этих задач в большей степени не требует разработки специальных «цифровых» нормативных актов.
Например, при онлайн покупках в Интернет-магазинах действуют нормы гражданского законодательства о купле-продаже товаров или услуг: имущественные права на ту или иную вещь (услугу) переходят от продавца к покупателю, при этом важно понимать, что товар может быть как материализованным (к примеру, если речь идет о покупке конкретной физически осязаемой вещи), так и не быть таковым (к примеру, покупка кулинарного рецепта, онлайн-книги и других товаров, не имеющих материального выражения).
Аналогично может складываться ситуация с «удаленными» трудовыми отношениями, когда, например, отсутствует необходимость в физическом присутствии «на рабочем месте», но все условия договора между работодателем и работником основываются на требованиях трудового законодательства.
Особое внимание привлекают правоотношения, объекты которых носят абсолютно новый и специфичный характер, обусловленный отсутствием необходимости их материального подтверждения для вовлечения в гражданский оборот. Среди таких объектов можно выделить цифровые финансовые активы, к примеру, криптовалюты, а также домены, блокчейны, токены и другое. Между тем, несмотря на новизну и, казалось бы, цифровой характер данных объектов, права владеть, распоряжаться и пользоваться данными объектами все же выступают предметом регулирования гражданского законодательства.
Однако, это никак не может ограничивать возможность государства принимать нормативные акты, направленные на урегулирование подобных новшеств в общественных отношениях в цифровой среде. К примеру, в Российской Федерации с 31 июля 2020 года действует Федеральный закон о цифровых финансовых активах и цифровой валюте, в Кыргызстане в декабре 2021 года был принят Закон «Об электронной торговле», а в США и Великобритании достаточно давно применяются нормы Закона об авторском праве в цифровую эпоху и Закона о цифровой экономике, соответственно.
Еще одна распространённая идея относительно концепции цифрового права предполагает, что цифровое право человека есть право на доступ к Интернету. Никак нельзя оспорить тот факт, что право на доступ к Интернету действительно является базовым, поскольку цифровые права так или иначе связаны либо производны от использования Интернета.
В ряде международных документов, посвященных обеспечению свободы информации, свободы выражения и свободы коммуникации, подчеркивалась значимость средств и инструментов, позволяющих их осуществлять, и даже содержались рекомендации признать «право общественности, этнических и социальных групп и отдельных лиц иметь доступ к информационным источникам и активно участвовать в коммуникационном процессе». Однако эта инициатива не получила развития, в частности, в связи с тем, что она «предполагала международные обязательства предоставить людям средства коммуникации, а страны и первого, и третьего мира не обладали ни ресурсами, ни волей, чтобы поддерживать или субсидировать их».
И действительно, право на доступ к Интернету и его реализация обусловлены техническими возможностями, прежде всего, самих государств и соответствующих его ведомств. Кроме того, признание на национальном уровне права на доступ к Интернету в качестве цифрового права наравне с другими неотъемлемыми правами человека, автоматически наделяет государства рядом обязательств, связанных с обеспечением граждан всеми необходимыми условиями для реализации этого права. Такая опосредованность в вопросах реализации права на доступ к Интернету не дает полного основания полагать, что мы имеем дело с одним из цифровых прав человека.
Так что же тогда понимать под цифровыми правами человека и существуют ли они в правовой действительности?
Возможно, все вышеобозначенные рассуждения покажутся достаточно критичными и всячески опровергающими существование самого феномена цифровых прав человека как таковых, однако это не так.
На наш взгляд, оцифровывание так называемых «традиционных» прав еще не говорит о их трансформации в цифровые права человека. Как выше уже упоминалось, в таком случае можно говорить только об изменении формы, способа или пространства реализации этих прав. Так, если речь идет о свободе слова, то независимо от того, пользуемся мы этим правом при написании книги, создании фильма, высказывании своих мыслей или публикации поста или блога в сети, свобода слова как право сохраняет свою «традиционную» и первородную сущность.
Для определения сущности и смысла цифрового права следует отталкиваться не от общепризнанных «традиционных» прав человека и не рассматривать их в одной плоскости, а, скорее, исходить из объекта соответствующих цифровых правоотношений, который и отличает цифровые права от всех других прав человека. Как нам кажется, исключительно цифровой характер объекта правоотношений определяет связанные с ним права как цифровые. Например, право на доступ к цифровым данным, на их изменение, распространение или удаление – это права, которые могут иметь место только тогда, когда речь идет о цифровых данных. Вне цифровых данных эти права возникнуть не могут. Соответственно, речь в данном случае идет именно о цифровых правах.
Также в качестве примера можно выделить права участников цифровых сообществ, которые могут возникать только в рамках цифровой среды, созданной таким сообществом. Одной из форм цифрового сообщества выступают социальные сети, которые устанавливают свои собственные правила, имеют конкретных участников и наделяют их соответствующими правами и обязанностями. При этом, указанные права и обязанности участников теряют всякий смысл за пределами соответствующего цифрового сообщества.
Цифровые права не ограничиваются только упомянутыми выше примерами, и определение их сущности и видов выступает предметом отдельного исследования. Однако из положений настоящей статьи мы можем сделать вывод о том, что цифровые права – это действительно новая категория прав человека, которую никак нельзя отождествлять с общепринятыми «традиционными» правами человека. При этом необходимость такого разграничения нисколько не умаляет значимость цифровых прав на фоне всех других прав и свобод человека. Более того, столь масштабное и стремительное развитие цифровых технологий делает вполне реальным перспективу придания цифровым правам статуса прав человека нового поколения.
Все эти процессы приводят к пониманию того, что цифровизация до сих пор нуждается в проведении исследований и детальном анализе вопроса и безоговорочно требует вмешательства государства в возникающие в цифровой среде отношения путем законодательного регулирования. Однако, в таком случае возникает вопрос: насколько применимы к цифровизации и соответствующим цифровым правоотношениям нормы и правила, которые уже существуют в законодательстве тех или иных стран, нуждаются ли цифровые права в выделении их в отдельную категорию прав человека, или же речь идет о «традиционных» правах человека, которые мы знаем уже не одно столетие, но в новом обличии?
Термин «цифровые права» начал использоваться в правоприменительной практике относительно недавно. Чаще всего к данному «новому» виду прав применялись такие обозначения, как информационные права, сетевые или виртуальные права, интернет-права и даже коммуникационные права. Однако, каждое из указанных названий на практике может пониматься по-разному и вызывать споры относительно их толкования и применимости к правам человека, возникающим в цифровой среде.
К примеру, термин «виртуальные права» вызывает сомнения в их реальности и возможности их «перенесения» в реальный мир, то есть за пределы сети. Информационные права, скорее, включают в себя права человека, связанные с доступом к информации в целом, а не только в Интернет-пространстве. В свою очередь, понятие «сетевые права», наоборот, ограничивает понимание данного вида прав человека только Интернетом, в то время как цифровая среда на сегодняшний день включает в себя гораздо больше, чем просто Интернет. На это также указывают результаты постоянно развивающихся цифровых технологий, например, искусственный интеллект.
Таким образом, можно сделать выводы, что единственно правильным и адекватным на сегодняшний день является применение в отношении возникающих в цифровой среде правоотношений и вытекающих из них правовых последствий понятия «цифровые права».
Какие же права человека в экспертных кругах принято относить к цифровым правам?
Наиболее часто среди исследователей данного вопроса встречается мнение, что цифровые права – это все те права человека, которые реализуются в Интернет-пространстве или с его помощью. При этом, эксперты ограничивают цифровые права только определёнными категориями прав, а именно правом на свободу слова и свободу выражения мнения, правом на распространение, получение, поиск информации и правом на неприкосновенность частной жизни в сети Интернет. Однако, подобные выводы, на наш взгляд, несколько сужают представление о цифровых правах. Ни в коем случае не умаляя право на существование любых альтернативных экспертных мнений в данной области, хотелось бы проанализировать, насколько данная концепция может быть верна.
Итак, указанные выше категории прав человека относятся к фундаментальным или так называемым «традиционным» правам и свободам человека, провозглашенным международными стандартами и локальными национальными законами. В качестве единственного основания для отнесения указанных прав к числу цифровых эксперты определяют способ или средство их реализации – сеть Интернет. Однако, изменение пространства, в котором реализуются права человека, как нам кажется, не может выступать достаточным основанием для их трансформации и признания в качестве принципиально нового вида прав человека, тем более, если учесть, что их содержательная часть абсолютно не меняется.
В данном случае мы бы предложили вести речь о цифровых правах не как об отдельном виде прав человека, а, скорее, как о новой форме реализации уже существующих фундаментальных прав и свобод человека. При этом, данный список может быть дополнен также и другими основополагающими правами человека, например, правом на свободу ассоциаций, поскольку цифровая среда позволяет объединяться людям в различные онлайн-сообщества и группы по интересам или общим целям, правом на тайну корреспонденции и другими правами и свободами.
Как выше было отмечено, цифровизация проникла в самые разные области общественных отношений, в том числе в экономические, социальные, трудовые. Сегодня очень активными темпами развиваются Интернет-торговля, онлайн-образование, дистанционные трудовые отношения и другие виды правоотношений, реализуемые непосредственно на площадке сети Интернет.
Права и обязательства, вытекающие из таких правоотношений, также могут создать достаточно обоснованные, на первый взгляд, основания для признания их в качестве цифровых. Однако, если обратить внимание на их содержательную часть, то становится ясно, что правовая сущность данных правоотношений никак не меняется, а законодательное регулирование вполне может ограничиться уже имеющимися нормативными актами. Конечно, в таком регулировании могут и должны иметь место отдельные специфические нормы и правила, имеющие отношение, скорее, к техническим особенностям взаимоотношений сторон, но правовые последствия - будь то имущественные права сторон, авторские права, условия заключаемых договоров либо вопросы ответственности сторон, - разрешение этих задач в большей степени не требует разработки специальных «цифровых» нормативных актов.
Например, при онлайн покупках в Интернет-магазинах действуют нормы гражданского законодательства о купле-продаже товаров или услуг: имущественные права на ту или иную вещь (услугу) переходят от продавца к покупателю, при этом важно понимать, что товар может быть как материализованным (к примеру, если речь идет о покупке конкретной физически осязаемой вещи), так и не быть таковым (к примеру, покупка кулинарного рецепта, онлайн-книги и других товаров, не имеющих материального выражения).
Аналогично может складываться ситуация с «удаленными» трудовыми отношениями, когда, например, отсутствует необходимость в физическом присутствии «на рабочем месте», но все условия договора между работодателем и работником основываются на требованиях трудового законодательства.
Особое внимание привлекают правоотношения, объекты которых носят абсолютно новый и специфичный характер, обусловленный отсутствием необходимости их материального подтверждения для вовлечения в гражданский оборот. Среди таких объектов можно выделить цифровые финансовые активы, к примеру, криптовалюты, а также домены, блокчейны, токены и другое. Между тем, несмотря на новизну и, казалось бы, цифровой характер данных объектов, права владеть, распоряжаться и пользоваться данными объектами все же выступают предметом регулирования гражданского законодательства.
Однако, это никак не может ограничивать возможность государства принимать нормативные акты, направленные на урегулирование подобных новшеств в общественных отношениях в цифровой среде. К примеру, в Российской Федерации с 31 июля 2020 года действует Федеральный закон о цифровых финансовых активах и цифровой валюте, в Кыргызстане в декабре 2021 года был принят Закон «Об электронной торговле», а в США и Великобритании достаточно давно применяются нормы Закона об авторском праве в цифровую эпоху и Закона о цифровой экономике, соответственно.
Еще одна распространённая идея относительно концепции цифрового права предполагает, что цифровое право человека есть право на доступ к Интернету. Никак нельзя оспорить тот факт, что право на доступ к Интернету действительно является базовым, поскольку цифровые права так или иначе связаны либо производны от использования Интернета.
В ряде международных документов, посвященных обеспечению свободы информации, свободы выражения и свободы коммуникации, подчеркивалась значимость средств и инструментов, позволяющих их осуществлять, и даже содержались рекомендации признать «право общественности, этнических и социальных групп и отдельных лиц иметь доступ к информационным источникам и активно участвовать в коммуникационном процессе». Однако эта инициатива не получила развития, в частности, в связи с тем, что она «предполагала международные обязательства предоставить людям средства коммуникации, а страны и первого, и третьего мира не обладали ни ресурсами, ни волей, чтобы поддерживать или субсидировать их».
И действительно, право на доступ к Интернету и его реализация обусловлены техническими возможностями, прежде всего, самих государств и соответствующих его ведомств. Кроме того, признание на национальном уровне права на доступ к Интернету в качестве цифрового права наравне с другими неотъемлемыми правами человека, автоматически наделяет государства рядом обязательств, связанных с обеспечением граждан всеми необходимыми условиями для реализации этого права. Такая опосредованность в вопросах реализации права на доступ к Интернету не дает полного основания полагать, что мы имеем дело с одним из цифровых прав человека.
Так что же тогда понимать под цифровыми правами человека и существуют ли они в правовой действительности?
Возможно, все вышеобозначенные рассуждения покажутся достаточно критичными и всячески опровергающими существование самого феномена цифровых прав человека как таковых, однако это не так.
На наш взгляд, оцифровывание так называемых «традиционных» прав еще не говорит о их трансформации в цифровые права человека. Как выше уже упоминалось, в таком случае можно говорить только об изменении формы, способа или пространства реализации этих прав. Так, если речь идет о свободе слова, то независимо от того, пользуемся мы этим правом при написании книги, создании фильма, высказывании своих мыслей или публикации поста или блога в сети, свобода слова как право сохраняет свою «традиционную» и первородную сущность.
Для определения сущности и смысла цифрового права следует отталкиваться не от общепризнанных «традиционных» прав человека и не рассматривать их в одной плоскости, а, скорее, исходить из объекта соответствующих цифровых правоотношений, который и отличает цифровые права от всех других прав человека. Как нам кажется, исключительно цифровой характер объекта правоотношений определяет связанные с ним права как цифровые. Например, право на доступ к цифровым данным, на их изменение, распространение или удаление – это права, которые могут иметь место только тогда, когда речь идет о цифровых данных. Вне цифровых данных эти права возникнуть не могут. Соответственно, речь в данном случае идет именно о цифровых правах.
Также в качестве примера можно выделить права участников цифровых сообществ, которые могут возникать только в рамках цифровой среды, созданной таким сообществом. Одной из форм цифрового сообщества выступают социальные сети, которые устанавливают свои собственные правила, имеют конкретных участников и наделяют их соответствующими правами и обязанностями. При этом, указанные права и обязанности участников теряют всякий смысл за пределами соответствующего цифрового сообщества.
Цифровые права не ограничиваются только упомянутыми выше примерами, и определение их сущности и видов выступает предметом отдельного исследования. Однако из положений настоящей статьи мы можем сделать вывод о том, что цифровые права – это действительно новая категория прав человека, которую никак нельзя отождествлять с общепринятыми «традиционными» правами человека. При этом необходимость такого разграничения нисколько не умаляет значимость цифровых прав на фоне всех других прав и свобод человека. Более того, столь масштабное и стремительное развитие цифровых технологий делает вполне реальным перспективу придания цифровым правам статуса прав человека нового поколения.